В.П. Кривоногов: «По меркам ненцев, я — нищий. У меня же нет ни одного оленя!»

[BrainWorker]

Очень интересное интервью с Кривоноговым В.П., опубликованное в журнале "Сибирский форум" (http://sibforum.sfu-kras.ru/node/117)

Про доктора исторических наук, профессора Сибирского федерального университета, этнографа Виктора Павловича КРИВОНОГОВА говорят, что у него «каждый эвенк на карандаше». Однако именно эта фраза сослужила мне дурную службу: в нашей беседе я постоянно приводил в качестве примера именно эвенков (у непросвещённого человека, наверное, это – самая знакомая уху народность), хотя как раз их Виктор Павлович упоминал реже всего. Зато много говорил о долганах, энцах, кетах… Об их проблемах, традициях, тенденциях развития, о которых обыватели по большому счёту не имеют представления. Сложно представить, что эти самобытные, удивительные народности, которых с нами разделяют не столько километры тайги и тундры, сколько – образ жизни, мировоззрение, язык, — наши земляки…

— Знаете, после небольшого ликбеза я обнаружил, что Вы в нашем крае — единственный серьёзный специалист по малым северным народностям. Неужели это правда?

— Эм…ну, не совсем, есть ещё. Например, аспиранты у меня тоже ими занимаются…

— Не ощущаете дефицита научных кадров?

— Этнография – наука очень специфичная, не надо её делать массовой. То есть, может быть, и надо, но мы имеем то, что имеем. На сегодняшний день специалистов у нас мало, значит, она не особо и востребована обществом.

— А, может быть, к этому вопросу внимание общества лучше вообще не привлекать? Вот эскимосы на Аляске — практически растворились среди пришлого населения. Малые народы – это ведь своего рода культурные реликвии…

— Ну, пока же ещё не растворились. И я не реликвиями занимаюсь и не прошлым этих народов, а их современным состоянием и пытаюсь заглянуть в их будущее. Как и любая другая группа населения, они требуют внимания. Как и русские, например, — ведь у всех должно быть будущее. Идут какие-то процессы, которые нужно прогнозировать, чтобы ими в некоторой степени управлять.

— Думаете, что есть шанс на эти процессы повлиять в положительном ключе? Пытались ведь уже, в советское время, скажем… Много было пользы?

— Там всё было неоднозначно. И положительные сдвиги, и то, что нанесло ущерб традиционной культуре. Появилась бесплатная медицина, уровень образования повысился, возникла своя интеллигенция, социальная структура развивалась – это всё приобщение к современной жизни, цивилизаторская такая роль. А к отрицательному можно отнести то, что из-за специфической системы воспитания в интернатах началось забывание национальной культуры, в частности, языка.

— В интернатах?


Школьники Келлога, кеты, автор - Виктор Загумённов

— Да, при социализме почти все дети были в интернатах. У некоторых народов интернат даже был с двух лет, у других – с семи. Когда родители уходят кочевать, дети на девять месяцев отрываются от семьи. А сейчас появились другие негативные явления – например, массовая безработица.

— У коренных северян вообще небольшой простор для возможного заработка, наверное?

— Там есть только рыболовство, охота и кочевое оленеводство, которое, кстати, во многих посёлках за последние годы исчезло полностью. Закрыли совхозы, перестали платить зарплату, оленей раздали, а местные не сумели их сохранить, потому что отвыкли вести хозяйство самостоятельно. Остались охота и рыболовство. Себя, допустим, они прокормить могут, но человеку ведь не одна еда нужна — ему и одеться нужно, и послать детей учиться… Вот если наладить централизованную закупку по нормальной цене продуктов охоты и рыболовства, то они смогут нормально существовать.

— Несколько умозрительный вопрос: почему северные народы не сумели противостоять русской культурной экспансии?

— Дело в том, что, когда численность народа — всего несколько тысяч или даже несколько сотен человек, то создать богатую многообразную культуру невозможно. Даже если бы они все бросили оленеводство и стали бы переводчиками на родной язык, это бы не получилось. Малочисленные языки не могут выполнять свои функции для современного человека, они преподаются только в начальных классах, и не у всех народов. А если человек хочет приобрести высокий статус, то всё ещё сложнее — чтобы стать фельдшером, работником культуры, учителем, никак нельзя обойтись без русского языка. Забывать родной язык они стали ещё и потому, что многие посёлки — смешанные по национальному составу. Там, где живут русские, часто русский язык оказывается основным.

— Получается, что на своей же территории они стали диаспорой?

— Именно. Вот, например, нет ни одного чистого нганасанского посёлка, у энцев два посёлка, оба смешанные, у кетов из 15-20 посёлков только в трёх они более половины населения составляют. Процесс языковой ассимиляции неизбежен. Тем более фильмы на русском, телевидение на русском…

— А кто из них сейчас в крае самый многочисленный?

— Долганы. У долган сейчас 12 посёлков. Из них 4 смешанных, а восемь — где долганы составляют большинство. Но вот оленеводство при этом сохранилось только в трёх из двенадцати, и это самые восточные районы на границе с Якутией, там более 90% составляют долганы и там самое лучшее знание родного языка. Посёлки называются Попигбй, Сындбсско, Новорыбное.
Если говорить о приросте численности, у северных народов положение даже лучше, чем у русских – русские-то уменьшаются. Зато численно растут долганы, численно растут ненцы, кеты не уменьшаются и эвенки тоже. Однако доля тех, кто знает родную речь, неуклонно падает.
Есть такие народы, в которых число знающих язык сократилось до четверти численности. Вот у кетов только один из четырёх говорит по-кетски. А если меньшинство, то, значит, старики по возрасту.

— Существует ли хоть какая-то возможность со стороны «большой» России предотвратить вымирание самобытных языков Севера?

— Есть у нас такие учёные, которые создали письменность для малых народов. Для тех же долган, например. Ближайший центр – Томск. Там есть лаборатория специальная для изучения языков коренных народностей.

— А вымирание языка означает исчезновение народа?

— Язык уходит, а национальное самосознание остаётся. Хороший пример этого — чулымцы. В советское время их ошибочно отнесли к хакасской народности, но поскольку они проживают за территорией Хакасии, то не попали ни под одну программу поддержки малых народов. И в графе национальность большинство из метисов писало: «русский». А по данным последней переписи, когда их определили как особый малочисленный народ под именем «чулымцы», число их подскочило почти в 1,5 раза – до 700 человек! Потому что большинство метисов «переписались» на чулымцев.

— Вы упоминали, что у северных народов возникла своя интеллигенция. Любопытно, как же выглядит эта группа населения?

— Это весьма интересное явление. У многих коренных народов доля лиц с высшим образованием догнала русских. Но есть такая особенность: большинство из них — женщины, мужчин очень мало. И три специальности преобладают — педагогика, культура, медицина. Библиотекари, учителя начальных классов, фельдшеры… И интеллигенция вынуждена жить в крупных посёлках, где есть для неё работа. Все девушки. А так как перекос огромный по полу, замуж за «своих» идти не за кого. Те — оленеводы и охотники, социальная разница уже большая. Да и в посёлки они не переезжают. Так что на дальних факториях образовался избыток мужчин – не на ком жениться. А в крупных посёлках куда деваться девушкам — только за русских выходить…

— Что Вы думаете о взглядах тех людей, которые оказались очарованы Севером и потихоньку агитируют остальных — уезжать и жить там, так сказать, в первозданной среде. Я слышал, что такие есть даже среди европейцев…

— Такие романтики встречались, но очень редко. Познакомился в Эвенкии с одним охотником русским, который начитался повестей Астафьева о Севере и из Ярославской, кажется, области приехал сюда. Стал жить и охотиться. Но это скорее исключение. Не романтизм — главный стимул таких переселений, а какие-то другие, более прозаические причины. Есть те, кто за длинным рублём явился. Есть те, кто освободился из лагерей и там остался. Пёстрая очень смесь. Нет какого-то одного мотива. Я встречал там немцев, которых сослали туда в 1941 году. Они так прижились, им так понравилось каждый день есть осетринку, которую сами и ловят, что их в Германию даже не тянет. Встречал несколько украинцев — переженились на долганках, завели кучу детей и домой не собираются.

— Тогда почему столь экзотичный и притягательный для одиночек Север в туристическом плане совершенно не востребован?

— А инфраструктура не развита. Она и сама по себе дорога, а на Севере всё намного дороже. Вообще иностранцы приезжают охотиться, прыжки, помнится, были на Северный полюс на парашютах с самолёта, который вылетел с Хатанги… Но чтобы построить там нормальную гостиницу, в которой комфортно будет жить иностранцам, придётся потратиться куда больше, чем «на материке». И здесь-то у нас толком нет инфраструктуры европейского уровня.